|
|
|
смена_поколений [2016/12/08 11:10]
imwerden создано |
смена_поколений [2016/12/08 11:13] (текущий)
imwerden |
| Так уж получилось, что из-за железного занавеса советской тоталитарной системы волнами выплескивались, а потом после падения этого занавеса в относительно спокойном течении пошли человеческие потоки, неся в себе мировосприятие, язык, ментальность советской цивилизации, распространяя ее по миру? И издания стали возникать, несущие в себе эту ментальность, это ощущение жизни, пропитанной тем, что было там и продолжается здесь – в Берлине, Париже, Тель-Авиве… \\ | Так уж получилось, что из-за железного занавеса советской тоталитарной системы волнами выплескивались, а потом после падения этого занавеса в относительно спокойном течении пошли человеческие потоки, неся в себе мировосприятие, язык, ментальность советской цивилизации, распространяя ее по миру? И издания стали возникать, несущие в себе эту ментальность, это ощущение жизни, пропитанной тем, что было там и продолжается здесь – в Берлине, Париже, Тель-Авиве… \\ |
| |
| Те, кто для нас | === Те, кто для нас === |
| |
| Есть в Берлине писатель Владимир Каминер. Он приехал в Германию в начале 90-х еще молодым человеком и за эти годы стал весьма популярным среди немецкой читающей публики прозаиком. Пишет он по-немецки, но героями его небольших рассказиков являются русские в Германии, которые в этих простеньких байках попадают в разные смешные положения. Я добросовестно прочитал по-немецки два сборника его рассказов и пришел в недоумение – в чем причина его популярности? \\ | Есть в Берлине писатель Владимир Каминер. Он приехал в Германию в начале 90-х еще молодым человеком и за эти годы стал весьма популярным среди немецкой читающей публики прозаиком. Пишет он по-немецки, но героями его небольших рассказиков являются русские в Германии, которые в этих простеньких байках попадают в разные смешные положения. Я добросовестно прочитал по-немецки два сборника его рассказов и пришел в недоумение – в чем причина его популярности? \\ |
| Мне рассказывали, что институт Гете устроил в Москве презентацию книжки Каминера, где его новеллы читались с эстрады по-русски и по-немецки, и аудитория соответственно была русско-немецкая. Так вот немцы, слушая рассказы по-немецки, заливались смехом, аплодировали, словом веселились на всю катушку, а русские, когда чтение шло по-русски, недоуменно молчали. В чем же дело? Возможно, ответ на этот вопрос лежит в плоскости сравнительного литературоведения, исследования национальной читательской психологии. Немцы, у которых я спрашивал, чем им нравится Каминер, отвечали коротко: «Занятно».\\ | Мне рассказывали, что институт Гете устроил в Москве презентацию книжки Каминера, где его новеллы читались с эстрады по-русски и по-немецки, и аудитория соответственно была русско-немецкая. Так вот немцы, слушая рассказы по-немецки, заливались смехом, аплодировали, словом веселились на всю катушку, а русские, когда чтение шло по-русски, недоуменно молчали. В чем же дело? Возможно, ответ на этот вопрос лежит в плоскости сравнительного литературоведения, исследования национальной читательской психологии. Немцы, у которых я спрашивал, чем им нравится Каминер, отвечали коротко: «Занятно».\\ |
| Во всяком случае, это писатель не для нас. \\ | Во всяком случае, это писатель не для нас. \\ |
| А для нас есть целый отряд литераторов, живущих в Германии, пишущих по-русски и издающихся как в России, так и в Германии. Кто это? Назову с десяток имен прозаиков и поэтов. В Мюнхене это Борис Хазанов, Вадим Перльмутер, Тамара Жирмунская, в Ганновере – Вадим Ковда, Леонид Борич, во Франкфурте-на-Майне – Олег Юрьев, Владимир Батшев, в Кёльне – Владимир Порудоминский, Грета Ионкис, в Берлине –Леонид Гиршович,Александр Лайко, Игорь Гергенредер, Вадим Фадин, Борис Шапиро, Игорь Шестков. \\ | А для нас есть целый отряд литераторов, живущих в Германии, пишущих по-русски и издающихся как в России, так и в Германии. Кто это? Назову с десяток имен прозаиков и поэтов. В Мюнхене это Борис Хазанов, Вадим Перльмутер, Тамара Жирмунская, в Ганновере – Вадим Ковда, Леонид Борич, во Франкфурте-на-Майне – Олег Юрьев, Владимир Батшев, в Кёльне – Владимир Порудоминский, Грета Ионкис, в Берлине – Леонид Гиршович, Александр Лайко, Игорь Гергенредер, Вадим Фадин, Борис Шапиро, Игорь Шестков. \\ |
| Это люди разных возрастов, судеб, уровня таланта, литературных школ. Одни пишут в добротной реалистической манере, другие идут путем формальных поисков, создают современную подчас изысканную, не так-то просто воспринимаемую прозу и стихи. Многие из них публикуются в «Мостах».\\ | Это люди разных возрастов, судеб, уровня таланта, литературных школ. Одни пишут в добротной реалистической манере, другие идут путем формальных поисков, создают современную подчас изысканную, не так-то просто воспринимаемую прозу и стихи. Многие из них публикуются в «Мостах».\\ |
| |
| Отплывая от берегов прошлого | === Отплывая от берегов прошлого === |
| |
| Название издания символично – «Мосты» – мосты русской культуры, перебрасываемые между отдельными центрами ее материка – Берлином, Нью-Йорком, Иерусалимом. Но есть и другая связь – между волнами русской эмиграции, начиная с самой первой, послереволюционной. И не случайно первый номер «Мостов» открывался речью Бунина «Миссия русской эмиграции», о которой я упоминал выше. | Название издания символично – «Мосты» – мосты русской культуры, перебрасываемые между отдельными центрами ее материка – Берлином, Нью-Йорком, Иерусалимом. Но есть и другая связь – между волнами русской эмиграции, начиная с самой первой, послереволюционной. И не случайно первый номер «Мостов» открывался речью Бунина «Миссия русской эмиграции», о которой я упоминал выше. |
| «Мы эмигранты, – говорил Бунин в 1924 г. – слово „emigrer“ к нам подходит как нельзя более. Мы в огромном большинстве своем не изгнанники, а именно эмигранты, то есть люди, добровольно покинувшие родину. Миссия же наша связана с причинами, в силу которых мы покинули ее. Эти причины на первый взгляд разнообразны, но в сущности сводятся к одному: к тому, что мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину». Как актуально звучат эти слова, сказанные 90 лет назад..\\ | «Мы эмигранты, – говорил Бунин в 1924 г. – слово „emigrer“ к нам подходит как нельзя более. Мы в огромном большинстве своем не изгнанники, а именно эмигранты, то есть люди, добровольно покинувшие родину. Миссия же наша связана с причинами, в силу которых мы покинули ее. Эти причины на первый взгляд разнообразны, но в сущности сводятся к одному: к тому, что мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину». Как актуально звучат эти слова, сказанные 90 лет назад.\\ |
| Продекларировав в первых номерах связь с литературой первой волны, журнал в дальнейшем все больше чувствовал себя захлестнутым современностью, как бы отплывая от берегов, обозначенных творчеством писателей-эмигрантов двадцатых-тридцатых годов прошлого века.\\ | Продекларировав в первых номерах связь с литературой первой волны, журнал в дальнейшем все больше чувствовал себя захлестнутым современностью, как бы отплывая от берегов, обозначенных творчеством писателей-эмигрантов двадцатых-тридцатых годов прошлого века.\\ |
| |
| Что и кто пишет | === Что и кто пишет === |
| |
| Подробный анализ содержания «Мостов» – дело историка культуры, который, хочется верить, когда-нибудь займется феноменом литературы русского зарубежья, а для нас – современников – ощутим в этом издании, говоря мандельштамовскими словами, «шум времени», трепет забот и страстей людей, выплескивающих на журнальные страницы то, что их волнует сейчас, в первых десятилетиях XXI века.\\ | Подробный анализ содержания «Мостов» – дело историка культуры, который, хочется верить, когда-нибудь займется феноменом литературы русского зарубежья, а для нас – современников – ощутим в этом издании, говоря мандельштамовскими словами, «шум времени», трепет забот и страстей людей, выплескивающих на журнальные страницы то, что их волнует сейчас, в первых десятилетиях XXI века.\\ |
| Тем не менее, отметим, что в первых же номерах журнала весомые заявки сделали писатели разных поколений и разной географической принадлежности. Это была проза русского парижанина Николая Бокова, проникнутая глубоким религиозным чувством; исторический роман на библейские темы живущего в США писателя Давида Шраера-Петрова; разрывающее душу документальное повествование о детстве берлинца Игоря Гергенредера и пронзительный рассказ тоже о детстве мюнхенца Бориса Хазанова; мемуары осевшего в Париже поэта Василия Бетаки, дающие широкую и яркую картину как советской, так и эмигрантской жизни; рассказ о далеком армейском прошлом живущего в Ганновере питерского писателя Леонида Борича.\\ | Тем не менее, отметим, что в первых же номерах журнала весомые заявки сделали писатели разных поколений и разной географической принадлежности. Это была проза русского парижанина Николая Бокова, проникнутая глубоким религиозным чувством; исторический роман на библейские темы живущего в США писателя Давида Шраера-Петрова; разрывающее душу документальное повествование о детстве берлинца Игоря Гергенредера и пронзительный рассказ тоже о детстве мюнхенца Бориса Хазанова; мемуары осевшего в Париже поэта Василия Бетаки, дающие широкую и яркую картину как советской, так и эмигрантской жизни; рассказ о далеком армейском прошлом живущего в Ганновере питерского писателя Леонида Борича.\\ |
| А чем заполняются страницы последнего пятидесятого номера «Мостов» двенадцать лет спустя после выхода первого номера, каковы его авторы, что за материалы в нем публикуются? Номер открывается повестью «Иван Иванович и другие» живущего в Кёльне старейшего русского писателя Владимира Порудоминского, много публиковавшего в в советские времена в разных московских издательствах беллетризированные биографии и другую прозу. Далее идут отрывок из романа «Подводная лодка» Владимира Батшева, рассказы берлинца Игоря Шесткова, живущей в США писательницы Натальи Асенковой, повесть новосибирского литературоведа Владимира Яранцева и произведения других прозаиков.\\ | А чем заполняются страницы последнего пятидесятого номера «Мостов» двенадцать лет спустя после выхода первого номера, каковы его авторы, что за материалы в нем публикуются? Номер открывается повестью «Иван Иванович и другие» живущего в Кёльне старейшего русского писателя Владимира Порудоминского, много публиковавшего в в советские времена в разных московских издательствах беллетризированные биографии и другую прозу. Далее идут отрывок из романа «Подводная лодка» Владимира Батшева, рассказы берлинца Игоря Шесткова, живущей в США писательницы Натальи Асенковой, повесть новосибирского литературоведа Владимира Яранцева и произведения других прозаиков.\\ |
| Интересны документально-исторические разделы журнала. Здесь дневники и воспоминания о правозащитной и диссидентской деятельности в советские времена Александра Урусова и Веры и Александра Корчак (журнал вообще уделяет много внимания этой теме), «исторические силуэты» о гибели Гумилева и о Чаянове, «встречи с Бальзаком» Греты Йонкис, литератрурный обзор Анатолия Либермана и многое другое.\\ | Интересны документально-исторические разделы журнала. Здесь дневники и воспоминания о правозащитной и диссидентской деятельности в советские времена Александра Урусова и Веры и Александра Корчак (журнал вообще уделяет много внимания этой теме), «исторические силуэты» о гибели Гумилева и о Чаянове, «встречи с Бальзаком» Греты Йонкис, литературный обзор Анатолия Либермана и многое другое.\\ |
| Если коротко обозначить тематический диапазон литературных штудий издания, то это прежде всего Россия – ее советское прошлое и в меньшей мере – ее нынешнее драматическое существование и трагическое прошлое. Герои произвдений авторов «Мостов» живут именно в этом жизненном пространстве., что естественно для русского эмигрантского журнала. Ведь Германия для этих людей – лишь место обитания.\\ | Если коротко обозначить тематический диапазон литературных штудий издания, то это прежде всего Россия – ее советское прошлое и в меньшей мере – ее нынешнее драматическое существование и трагическое прошлое. Герои произведений авторов «Мостов» живут именно в этом жизненном пространстве., что естественно для русского эмигрантского журнала. Ведь Германия для этих людей – лишь место обитания.\\ |
| |
| Жить здесь удобно | === Жить здесь удобно === |
| |
| Я как-то уже писал о любопытном опросе, проведенном среди русских литераторов, живущих в Германии одним русскоязычным израильским журналом. \\ | Я как-то уже писал о любопытном опросе, проведенном среди русских литераторов, живущих в Германии одним русскоязычным израильским журналом. \\ |
| Итак, перед нами коллективный портрет русского литератора, живущего в Германии. Живется им здесь удобно, но Германия отнюдь не стала для них своей страной. Особого интереса происходящее в ней у них не вызывает. Интерес у них по-прежнему вызывает происходящее в России, частью культуры которой они себя чувствуют. Публикуются они как в России, так и в Германии по-русски, впрочем, некоторых переводят на немецкий\\ | Итак, перед нами коллективный портрет русского литератора, живущего в Германии. Живется им здесь удобно, но Германия отнюдь не стала для них своей страной. Особого интереса происходящее в ней у них не вызывает. Интерес у них по-прежнему вызывает происходящее в России, частью культуры которой они себя чувствуют. Публикуются они как в России, так и в Германии по-русски, впрочем, некоторых переводят на немецкий\\ |
| |
| «Я не вырос на Окуджаве» | === «Я не вырос на Окуджаве» === |
| |
| Любой литературный журнал это сообщество авторов, каждый из которых самовыражается в своем творчестве и дает представление не только об окружающем мире, который он отображает, но и о себе. Писателю, как прозаику, так и поэту, нет необходимости оставлять после себя автобиографию или мемуар. Они – в его творчестве, о чем бы он ни писал.\\ | Любой литературный журнал это сообщество авторов, каждый из которых самовыражается в своем творчестве и дает представление не только об окружающем мире, который он отображает, но и о себе. Писателю, как прозаику, так и поэту, нет необходимости оставлять после себя автобиографию или мемуар. Они – в его творчестве, о чем бы он ни писал.\\ |
| В коротких новеллах журнала «Берлин. Берега» перед нами предстает богемный мир берлинской улицы, увиденный не из вне, а изнутри, подчас возникают странные молодые люди, живущие неизвестно на что и неизвестно как. Иногда границы реальности размываются, уходят в иное время и пространство. Это не добротный реализм авторов «Мостов», в «Берлине. Берега» порой проскальзывают сюрреалистические мотивы, фантасмагорическое смещение реальности. Иногда такие рассказы интересны, иногда нет. Журнал охотно предоставляет свои страницы новичкам, начинающим литераторам, но есть и опытные сложившиеся писатели. \\ | В коротких новеллах журнала «Берлин. Берега» перед нами предстает богемный мир берлинской улицы, увиденный не из вне, а изнутри, подчас возникают странные молодые люди, живущие неизвестно на что и неизвестно как. Иногда границы реальности размываются, уходят в иное время и пространство. Это не добротный реализм авторов «Мостов», в «Берлине. Берега» порой проскальзывают сюрреалистические мотивы, фантасмагорическое смещение реальности. Иногда такие рассказы интересны, иногда нет. Журнал охотно предоставляет свои страницы новичкам, начинающим литераторам, но есть и опытные сложившиеся писатели. \\ |
| |
| Русские европейцы | === Русские европейцы === |
| |
| По-моему лучший прозаический материал номера – новелла Алексея Макушинского «Осорго». Это, используя термин другого автора журнала Светланы Тархановой, итинерарий – жанр литературы, в котором паломники или путешественники описывают свои впечатления. В другом – критическом разделе журнала – Тарханова пишет о немецком итинерарии Достоевского. \\ | По-моему лучший прозаический материал номера – новелла Алексея Макушинского «Осорго». Это, используя термин другого автора журнала Светланы Тархановой, итинерарий – жанр литературы, в котором паломники или путешественники описывают свои впечатления. В другом – критическом разделе журнала – Тарханова пишет о немецком итинерарии Достоевского. \\ |
| Кое-кто уедет в Россию, коль скоро там изменится политическая ситуация и станет вольготнее жить и дышать. И наконец, третьи станут вести двойную духовную жизнь, коль скоро они будут продолжать писать по-русски. Как мне кажется, такая двойная жизнь не способствует творческим достижениям.\\ | Кое-кто уедет в Россию, коль скоро там изменится политическая ситуация и станет вольготнее жить и дышать. И наконец, третьи станут вести двойную духовную жизнь, коль скоро они будут продолжать писать по-русски. Как мне кажется, такая двойная жизнь не способствует творческим достижениям.\\ |
| |
| Сто лет назад | === Сто лет назад === |
| |
| Напрашиваются исторические аналогии. Сто лет назад, в первой половине двадцатых годов Берлин был духовной столицей русской \эмиграции. Потом этот духовный центр переместился в Париж, а потом за океан. Но, тем не менее, не лишне вспомнить, что в начале двадцатых годов в Берлине выходило больше русских книг, чем в России. Куда же все это подевалось? Одни русские писатели, как Эренбург и Алексей Толстой вернулись в Россию, что было пострашнее, чем вернуться туда сейчас. Другие, как Ходасевич уехали в Париж. Третьи – перемещались по белу свету, искали пристанища, и писали все незаметнее, если вообще писали. Четвертые уходили в мир иной, найдя упокоение на кладбище Сент-Женевьев–де–Буа.\\ | Напрашиваются исторические аналогии. Сто лет назад, в первой половине двадцатых годов Берлин был духовной столицей русской \эмиграции. Потом этот духовный центр переместился в Париж, а потом за океан. Но, тем не менее, не лишне вспомнить, что в начале двадцатых годов в Берлине выходило больше русских книг, чем в России. Куда же все это подевалось? Одни русские писатели, как Эренбург и Алексей Толстой вернулись в Россию, что было пострашнее, чем вернуться туда сейчас. Другие, как Ходасевич уехали в Париж. Третьи – перемещались по белу свету, искали пристанища, и писали все незаметнее, если вообще писали. Четвертые уходили в мир иной, найдя упокоение на кладбище Сент-Женевьев–де–Буа.\\ |
| Но это были литераторы уже сложившиеся, известные, принесшие «на подошвах своих башмаков» в эмиграцию культуру серебряного века. Они канули в Лету, а вернее в историю русской литературы. Но ведь многим из тех, кто начинают группироваться вокруг журнала «Берлин. Берега» еще предстоит развиваться в литературе. И как это сделать, оторвавшись от русских корней и не обретая себя в немецкой культуре? Не знаю. Возможно, что каждому из этих литераторов придется делать выбор. | Но это были литераторы уже сложившиеся, известные, принесшие «на подошвах своих башмаков» в эмиграцию культуру серебряного века. Они канули в Лету, а вернее в историю русской литературы. Но ведь многим из тех, кто начинают группироваться вокруг журнала «Берлин. Берега» еще предстоит развиваться в литературе. И как это сделать, оторвавшись от русских корней и не обретая себя в немецкой культуре? Не знаю. Возможно, что каждому из этих литераторов придется делать выбор. |
